Обл.1

обл.2

1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
12
13
14
15
16

обл.3

обл.4

 

ГОВОРИТ ТЕОДОРАКИС

       Репортёры редко ждут. Они спешат, ссылаясь на время и на улетающий самолёт. Но на этот раз лететь было некуда. С обытие происходило в двух шагах от пишущих машинок и от микрофона. И они терпеливо выстаивали свою очередь. В студии радиодома на Пятницкой говорил Микис Теодоракис.

      Человек огромного роста - он говорил тихо. Было странно слышать тембр его голоса - глухой и высокий. Но всё было правильно. Просто это был голос Теодоракиса, и он был слышен всем. Теперь это яснее, чем когда бы то ни было.

      Мы показали Микису макет полосы со статьей о нём (номер 'Кругозора' должен был вот-вот выйти). Он улыбнулся. Потом улыбка исчезла. Глаза сузились. Он сказал:

 

            Голос Микиса Теодоракиса слушайте на третьей звуковой странице.

 
 

Всеволод ИВАНОВ

Из 'Рассказов об Октябре'

ЧЕЛОВЕК ЗА ТЫКВОЙ

 (окончание, полностью на странице 8)

            - Я в детстве по белке ходил!

            Матросы захохотали:

            - Ты чего в тыкву залез? Думаешь, пуля не возьмёт, али задницы жалко?

            Человечек жалостливо улыбнулся.

            - А и верно, угадали, боюсь. Тыква все-таки своё. Я их в детский дом вёз, ребятишки, поди, без каши через меня сидят. Ждут. А тут лошадок белые пристрелили, прямо из окон и кокнули по лошадям. Я в них - за лошадей главным образом. Лошади у меня были хорошие:

            Матросы опять захохотали над ним.

            Пулемёт, щелкая патронами, затрясся на нашем грузовике. Снаряд сшиб трубу с корпуса, и густая сажа - словно трубу не чистили целое столетие - покрыла обильно крышу.

            Дождь усилился. Одежда промокла, и выстрелы оттого участились.

            Человечек продолжал стрелять всё расчётливее, всё медленнее, и с каждым выстрелом одним трупом было больше в корпусе.

            Подкрепление, - цепь наших солдат поползла по кустам. На одно мгновение установили, было, пулёмет на паперти храма. Он молча застрял там, плотно усеянный мёртвыми служителями.

            Сдаче всегда предшествует какое-то особое ощущение.

            А тут белый флаг над корпусом появился, как очередной патрон. Никто ему не удивился.

            Бледные казаки, с неимоверно вытянутыми вверх руками показались на крыльце.

            - Кончилось! - проговорил я, оборачиваясь к фургону.

           Но пуховая синяя шапочка с красным шариком на верхушке лежала в грязи. Тощая шея медленно и неимоверно длинно, словно неуверенная в необходимости, переходила в тоненькую бритую головёнку.

            Я приподнял эту легкую седую головку.

            Никогда не прицелятся эти слегка припухшие глаза.

            Но раны в голове не было, а от ран в теле он был защищен стаей тыкв.

            И с лёгким презрением я подумал: 'От страха'.

           Я опустил голову и направился посмотреть, как будут принимать сдавшихся казаков, но тут из кустов выскочил мужик, с кнутом в руке и с воплем опрокинулся на меня.

            - Зачем лошадей-то пристрелили, черти? Господи, вся жисть в таких моих лошадях, а они их, как мух! Домой мне теперь как ехать? Господи! Ни сердца, ни ума у вас нету, одни пули!

            Он со всей жадностью крестьянина тряс моё тело и визжал, почему я отнял у него лошадей.

            Я указал на умершего в тыквах:

            - Да разве лошади не его?

            - У такого - да чтоб такие лошади были!..

            Но тут мужик узнал покойника.

            Он с матерками схватил из грязи пуховую шапочку и кинул ему в лицо. Она сползла и прилипла к блестящим  тыквам. Тогда-то я разглядел, что лошади были застрелены не казаками из корпуса, не в лоб, а в затылок, очевидно, с фургона, человечком в пуховой шапочке.

            Трепет неясного уважения шевельнулся во мне.

            Я поднял тяжелую тыкву, дабы освободить тщедушного мертвеца.

            Толстый санитар остановился поддел фургона. Со смехом, получающимся тогда, когда трупы стоят не дороже живых, с таким смехом санитар проговорил:

            - Ишь, куда утёк, синя шапка!

            - Кто?

            Он весело похлопал мертвеца по плечу.

            - А этот! Из школы утёк, там у нас временный лазарет. Он у нас в койке был, перевязан. Я по нужде пошёл, а он и выскочи, отнял у мужика телегу и утёк. Вояка! А я за ним обязан под пули бежать? Теки, если хочешь!

           Нога у человека была раздроблена. Тыквы сорвали перевязку, и нижний слой их окрасился густым малиновым цветом крови.

            И лужа дождя под фургоном тоже была желтовато-кровавого цвета.

            - Кто он такой?

            Но санитар ушёл уже смотреть, как расстреливают казачьего генерала.

            Крестьянин, рассупонивая хомут любимой падшей лошади, гнусаво, непривычно ныл.

            В карманах у мертвого я нашёл осьмушку махорки, тетрадочку отсыревшей папиросной бумаги и справку ячейки большевиков электрической станции о принятии в челны партии товарища Дмитрия Заливина.

            Справка помещена вчерашним днём, то есть двадцать седьмым октября тысяча девятьсот семнадцатого года.

1926 г.

Публикация  Т.Ивановой

 

На главную страницу