К страницам 1 - 3 и "звуковой фотографии":

     Мне кажется, что найдено очень точное определение жанра подборки репортёрских записей на пластинке. Это одно их откровений радиожурналистики, не менее того. Жаль, что он остался ох, нечастым на радио... Среди этих коротких интервью поведаю лишь об одном, имеющем специфическую историю. Помните: мальчонка-шестиклассник впервые в жизни увидел репортёрский магнитофон. Визбор записал его песенку "про лубовь" и наверняка дал послушать отроку. Мне рассказал один из звукооператоров цеха внестудийных записей, что его коллега, знаменитый Костя Вамбург, оказавшись без денег в одном из кавказских сёл, сел на рынке, расчехлил свою "Нагру" и, выставив самый большой микрофон, начал зазывать клиентов: "Кто никогда не слышал своего голоса со стороны, подходи, записывайся и слушай!". От желающих отбою не было, и это спасло его от обвинений в обмане, потому что свой голос в записи человек узнаёт далеко не всегда: себя человек слышит и через кости черепа. Но другие участники процесса сбора средств на дорогу и еду тут же подтверждали: "Это ты, именно ты, Вано, я же слышу!"...

 

вернуться на стр.1

К страницам 4 и 5:

   Начальные годы "Кругозора", совпали с уникальным в истории СССР интересом к поэзии, и особенно "публичной": поэтические вечера собирали огромные залы и даже стадионы. Стихи орались вслух с подножий памятников Маяковскому и Пушкину в Москве, в студенческих аудиториях и Политехническом музее.  Поэты надписывали свои публикации в альманахе "День поэзии" прямо на улицах под дождём и снегом. Не скажу, что отзывчивый "Кругозор" вовсе обходил имена тогдашних кумиров: Ахмадулину, Вознесенского, Евтушенко, Окуджаву, Рождественского, которых не жаловала наградами власть. Но обилие обращений к творчеству Э.Межелайтиса на его страницах меня занимало всегда. Может быть, отгадку мы найдём в этой заметке:

Биографическая справка
Эдуардас Беньяминович Межелайтис - известный литовский поэт. Его стихи - своеобразный сплав поэтической публицистики и лирической прозы. Это искренний рассказ поэта о себе, о поэзии, об искусстве. Закончил гимназию, где литературу вела поэтесса Саломея Нерис, многие учителя были известны своими антифашистскими убеждениями. Учился на юридическом факультете Каунасского и Вильнюсского университетов. В 1943 году был военкорром в составе 16-й Литовской дивизии.
Произведения Межелайтиса переведены на многие языки мира. Автор поэтических сборников "Человек"(1961),"Кардиограмма"(1963),"Авиаэтюды"(1966),"Контрапункт"(1972) и др. Переводил на литовский язык стихи А.С.Пушкина, М.Ю.Лермонтова, С.Я.Маршака.
В 1959-70 годах Эдуардас Межелайтис - председатель правления СП Литовской ССР, секретарь правления СП СССР (с 1959), член ЦК КП Литвы (с 1960). Премия имени Дж. Неру (1969). Награжден орденом Ленина, 3 другими орденами, а также медалями.

 

вернуться на стр.4 или стр.5

К страницам 10 и 11:

     Приглядитесь: на десятой слева вверху автограф "Дмитрий Шостакович. Соч.18-е Клоп". На пластинке вместе с рядом интервью вы услышите эту вновь обретённую музыку - едкую, гротескную, сатирическую. К появлению пластинки в журнале причастны многие, но в первую очередь я назову Виктора Викторовича Купревича - тогдашнего музыкального редактора, с которым у нас с корреспондентом Володей Возчиковым связаны теплейшие воспоминания... но об этом - отдельно. А пока - фрагмент книжки известнейшего нашего джазмена, Алексея Козлова, легендарного "Козла на саксе" с его сайта http://www.musiclab.ru/ :
     "Началась эта история с того, что при Радиокомитете был создан журнал "Кругозор", каждая страница которого, содержащая различную информацию, являлась ещё и гибкой пластинкой приблизительно на две-три песни или пьесы.
     Главным музыкальным редактором "Кругозора" был назначен член союза композиторов Виктор Купревич. Он не был джазменом, но все время делал попытки создать русский фольклорный джаз, исполняемый на народных инструментах. Для этой цели он даже организовал ансамбль "Джаз-балалайка", для которого писал музыку. Будучи человеком крайне порядочным, типичным русским интеллигентом старого образца, он взялся хоть как-то помогать тем, у кого не было никаких прав и возможностей реализовать своё творчество. Причём ничего не получая для себя, кроме неприятностей. Одной из первых его акций на посту редактора "Кругозора" стала попытка вставить в этот звучащий журнал запись моего квинтета, который играл в кафе "Молодежное". По тем временам это было немыслимо, так как мы официально не принадлежали ни к одному концертному учреждению, контролировавшему эстрадный репертуар, и по молчаливому согласию с Горкомом Комсомола играли американскую музыку, которую ни в ресторанах, ни на танцплощадках, ни на концертной эстраде другим исполнять не разрешалось. Поэтому, когда Виктор Викторович предложил эту идею своему начальству, а именно - Гостелерадио, то наткнулся на типично советский перестраховочный приём. Ему сказали, что если запись будет завизирована первым секретарем Союза Композиторов РСФСР Д.Д.Шостаковичем, то и обсуждать нечего. Расчёт был на то, что Шостакович не станет заниматься этой чепухой. Но Купревич оказался упрямым, он созвонился с секретариатом Шостаковича и договорился о прослушивании нашей записи у него в приёмной, причём с фиксацией всего происходившего на магнитофон и фотоплёнку. Для меня в этой встрече присутствовал один специфический момент, поскольку я знал, что приблизительно за год до этого Дмитрий Дмитриевич был в Соединённых Штатах Америки с какой-то высокой советской делегацией и познакомился с творчеством моего любимого саксофониста Джулиана Эддерли. Я узнал об этом из американского джазового журнала "Down Beat", который иногда доходил до нас через иностранных журналистов. Более того, в Москву чудом попала последняя пластинка квинтета братьев Эддерли, записанная в Калифорнии, в одном из джаз-клубов, прямо с живого исполнения. На задней стороне обложки этой пластинки был короткий текст о том, что выдающийся композитор современности Д.Шостакович вместе с советской делегацией присутствовал на этом выступлении. Судя по реакции, вернее, по отсутствию какой-либо реакции, джазовая музыка советским гостям скорее всего не понравилась.
     Так вот, в назначенный день мы явились в Союз Композиторов в таком составе: Купревич, я, фотокорреспондент со своим аппаратом и журналист с портативным магнитофоном. В студии зарядили плёнку и наша запись зазвучала в кабинете самого Шостаковича. Это была композиция "Work Song" Нэта Эддерли, моя пьеса "Наша босанова" и инструментальная обработка песни Андрея Эшпая "Снег идёт". Шостакович, которому предварительно объяснили, что решается судьба гибкой пластинки, принялся очень вдумчиво слушать всё целиком, не прерывая записи посредине, как это бывает обычно. В эти минуты я, может быть впервые в жизни, испытал странное чувство, что всё, что мы сделали, не так уж интересно и не достойно внимания такого человека. Мне стало как-то неловко, самоуверенность куда-то ушла. Хотелось, чтобы запись скорее закончилась. Но пришлось дослушать все до конца вместе с Дмитрием Дмитриевичем, попутно отмечая про себя все недостатки собственного исполнения.

  (На снимке 1963 года слева направо: В.Купревич, А.Козлов, Д.Шостакович).

     Когда все было прослушано, Шостакович спросил, что, собственно является препятствием для опубликования этой музыки. Виктор Купревич осторожно объяснил, что здесь присутствует много кусков, построенных исключительно на импровизации солистов, что этого-то и боятся начальники с Гостелерадио. И здесь Шостакович произнёс очень важную для нас, просто сакраментальную фразу: "Импровизационность в музыке - это же замечательно". И вообще, в последующей беседе он дал понять, что не видит ничего страшного в том, что эта запись будет издана. Прощаясь, он подал мне руку, которую я с энтузиазмом попытался пожать, но не тут-то было. Его ладошка оказалась маленькой, прямой и несгибаемой, как деревянная дощечка. Рукопожатие оказалось односторонним. Меня это несколько поразило, и лишь гораздо позднее, когда мне пришлось бывать на дипломатических приёмах, я понял, что так подают руку те, кому это приходится делать очень часто, то есть дипломаты и другие официальные лица.
     Все происшедшее было зафиксировано для показа начальству Купревича. В результате, где-то через полгода вышел в свет один из номеров "Кругозора" с записью нашего квинтета. Ничего страшного для советской власти, казалось бы, не произошло, не было разгромных статей, никто не был наказан. Зато состоялся первый прорыв молодого современного джаза в сферу грамзаписи, мы пробили маленькую, но очень важную брешь в стене запретов. Это была, практически, первая запись молодых советских джазменов, выпущенная в СССР после войны..."

Увидеть историческое рукопожатие и подробнее прочитать об этом можно на сайте Алексея Козлова http://www.musiclab.ru/Chapter%208.html

      Прочитали? Вот таким был Виктор Викторович, который на пластинке тоже выступил в качестве её инициатора, редактора и дирижёра оркестра московских пожарных, зрительно представленных на странице 11. Вот часть его "послужного списка" из Интернета:

"Виктор Купревич, композитор, автор песен: "Веснушки", "Воробушек", "Гавайские гитары", "Два боксёра", "Девчата танцуют", "Загляни в мои глаза", "Звёздный сон", "Лодка на двоих", "Мираж", "Отчий дом", "Песня в платочке", "Пингвины", "Пора, пора! Уходит парус в море", "Пряники русские", "Сквозь дымку лет", "Старая любовь", "Старый патефон", "Таёжный домик", "Уснувший город", "Хоровод", "Эхо", "Я ищу твои черты" и др. "

       И грустный, почти шопеновский оборванный аккорд из Музыкальной энциклопедии:

1925 - Родился Виктор Викторович Купревич, композитор.
Даты жизни: 16 июня 1925 - 1990.

Энциклопедия ошиблась на 21 год. Я разыскивал его в Интернете, и вот, получил письмо:    

"Сегодня 30.12.2011 г. на 87 году скончался замечательный человек, композитор Купревич Виктор Викторович его выдающие музыкальные произведения будут жить вечно! Всем кто знал этого человека выражаю глубокое соболезнование, скорбим и помним.!

Геннадий Александрович Якубов."

Оказалось, что Геннадий Александрович Якубов жил рядом с ним, колясочником, восемь последних лет на ул. Зои Космодемьянской.

http://kkre-5.narod.ru/kuprevich.htm   - САЙТ ПЕСЕН Купревича...

 Можно ещё рассказать об этом замечательном человеке, например о его "Клубе молчания". При удобном случае это непременно сделает Н.Нейч - в середине 60-х прошлого века звукооператор и референт по письмам "Кругозора" neich@list.ru  

вернуться на стр.10

 

К странице 8:

Людмила Георгиевна Зыкина (чудная фамилия, частично отражающая её одарённость, не так ли?) тогда только начинала обретать всероссийскую и международную славу, о чём свидетельствует помещённая на этой странице заметка Евгения Львовича Храмова - заведующего отделом поэзии в Кругозоре. В ней певица названа лишь "известной". Юрий Иосифович Визбор, однако, полагал, что славы этой накопилось уже немало, что и отразил в песне, которую его часто просили исполнить на кругозорских междусобойчиках:

А маманя мечет баночку икорочки,

но не всем даёт гостям, а по выбору.

"Этот парень, -- говорит, -- нашей Лорочке

Окуджаву достаёт ей и Визбора".

Ну тут гости все ко мне обращаются,

будто я им Бышовец или Зыкина,

ну а Лорка под столом всё щипается:

мол, завязывай налево позыркивать.

А я гляжу сквозь телевизор взором,

и мысль моя чиста, как бирюза:

пора хватать подшивку "Кругозора",

и оторвись, куда глядят глаза!

вернуться на стр.8